— Я была тогда так испугана, что не решилась спросить тебя, что ты имел в виду, сказав: «Этого никогда не должно было случиться». Сразу после того, как мы поцеловались. Ты помнишь?
Арчи нахмурился, но его лицо не выражало ни злости, ни недовольства.
— Помню, — тяжело выдохнул он. — Я имел в виду, что мне не следовало целовать тебя. Я был женат, был послан защищать тебя. А ты была слишком ранима и неопытна для таких, как я.
— Да, я была слишком ранимой.
— А теперь? Ты хочешь, чтобы я снова поцеловал тебя?
— Я не знаю. А ты бы поцеловал, если бы я попросила?
Она протянула ему руку. Это было самое настоящее приглашение.
— Мэгги…
Она не издала ни звука в ответ, и Арчи, вздохнув, вылез из кресла, постоял мгновение и опустился на колени рядом с Мэгги.
— Я снова повторю тебе, если ты поняла неправильно: этого не должно было случиться.
Их глаза встретились.
— Я знаю, — прошептала Мэгги, — но не могли бы мы сегодня сделать вид, что это должно было случиться?
От Брауна требовалась вся его выдержка. Но как может мужчина, даже крутой парень из не расшифровывающих себя без крайней нужды тайных агентов ФБР, ну как может нормальный мужчина здраво рассуждать, если рядом с ним лежит такая женщина, как Мэгги. Нежная и трепетно-податливая, своенравная и горделиво-непокорная, полная тайн, еще больших, чем все тайны пресловутого Бюро… Ее веки полуопущены, губы чуть открыты. А ведь она сама обратилась к нему с предложением «сделать вид». Возможно, другие мужчины, подумал Браун, смогли бы проявить здравомыслие, но это были бы либо сумасшедшие, либо те, кто никогда не видел Мэгги, никогда не прикасался к ней. А он… А он не может…
Арчи сел на пол, изо всех сил сдерживая свои разбушевавшиеся желания. Он взял ее за руки и почувствовал себя так, словно ступил на край пропасти. Будущее открылось перед ним, но не было видно и намека на мост.
— Я точно не знаю, что имела в виду, — растерянно произнесла Мэгги, в то время как какая-то часть ее существа возразила против этих слов. Она чувствовала и три года назад, и теперь, что подходит Арчи больше, чем кому-либо другому. А уж он-то ей…
— Я тоже не знаю, — прозвучал его голос скорее печально, чем смущенно.
— Ты ведь не будешь делать вид?
— Нет, не буду, — бросил он, думая, что сошел с ума.
— Почему?
Хороший вопрос, прокомментировал Арчи. Что-то говорило ему, что это будет дорого стоить. Мэгги пробудила в нем желание всеми способами добиться, чтобы она поверила ему. Он хотел бы стереть из ее памяти прошлое, разгладить морщинки возле ее глаз. Но Арчи боялся, что его охватит вожделение.
— Мэгги…
— Все нормально, Арчи, — прошептала она. — Мне кажется, я наконец поняла. Недостаточно только прогнать страх, верно? Нужно еще много чего…
Как она права! Чего она ждала от него? Арчи хотелось бы признаться во всем, открыться, рассказать о себе: на что способен и, главное, на что не способен. Он не мог скрывать, что, если удастся спасти Мэгги от неприятностей, ему придется уехать. Каждый раз после завершения дела ему хотелось немедленно уехать, за исключением одного случая — того, что произошел три года назад. Но и тогда он все равно уехал.
У него в памяти снова прозвучали слова: «Не могли бы мы сегодня сделать вид, будто это должно было случиться?»
— Тебе не нужно притворяться, — сказал он. — Ни со мной, ни с кем-то еще.
— И тебе тоже не нужно, — прозвучало в ответ.
Боюсь, я действительно не смогу притворяться, подумал Арчи.
Рука, покоящаяся на его ладони, задрожала, но Мэгги не отвела своего взгляда от его глаз, и он почувствовал себя слишком открытым и незащищенным.
— Мне кажется, я только сейчас начинаю узнавать тебя, Арчи, — загадочно улыбнулась чему-то Мэгги. — Настоящего. Человека, мужчину, а не агента, который всегда стремительно мчится кого-то спасать.
Арчи грустно улыбнулся в ответ.
— Я чувствую то же самое.
Мэгги стеснительно потупилась.
— А ведь ты мне действительно нравишься, милый.
Арчи показалось, будто в его сердце приоткрыли некую дверцу, запертую давным-давно, настолько давно, что даже его подсознание забыло о ней. Одна часть разума от прикосновения Мэгги готова была издать радостный первобытный крик. Другая побуждала отбросить ее руку, подняться и уйти сейчас же, немедленно, пока дверца не раскрылась шире.
Мэгги призналась, что целовала мужчину только дважды за три года. И мужчиной этим и в первый, и во второй раз был он, Арчи Браун. Он должен отвернуться от нее, но не может найти для этого сил.
Угадав его внутреннюю борьбу, Мэгги положила свою ладонь на руку Арчи. Проведи она по его лицу или коснись бедра, он, может быть, смог бы оттолкнуть ее. Но жест Мэгги был успокаивающим. И Арчи понял, что ошибался, видя эту женщину только слабой и уязвимой. Теперь, глядя на нее, он увидел в ее больших глазах силу, которую не замечал прежде. Уязвимость — это не слабость и не страх, пришло ему в голову. Это настоящая искренность, простодушная честность во всем — в мыслях, в поступках, в глазах.
Теперь он понял. Она предлагала провести ночь вместе не для того чтобы избавиться от страха, а чтобы дать ему возможность узнать настоящую Мэгги, спрятанную сейчас за стеной смятения и непроницаемым барьером обид.
Величие подарка лишило Арчи решимости и отрезвило.
Мэгги, чувствуя желание мужчины, впитывала его, подобно тому, как губка впитывает воду, а растения поглощают солнечные лучи. Глаза Арчи передали ей гораздо больше, чем он сказал. Если бы он коснулся ее сейчас, она, наверное, растаяла бы.